Высоко, на эмалевой горе,
Средь исполинских воздымаясь пастбищ,
Громада возносилася колонн,
Не бременя собою светлый воздух,
Паросский мрамор, солнца свет приняв
Закатного, двойной светил улыбкой
На волны те, что искрились внизу.
Из звезд был пол, расплавленных, что пали
Чрез черный воздух, серебря свой путь,
Серебряный рождая в смерти саван,
Теперь же устелив дворец Небес.
Верховный купол был на тех колоннах,
На них он возвышался, как венец,
Алмаз округлый был окном блестящим,
В пурпурный воздух этот круг глядел.
Но взоры серафима зрели дымность,
Туманностью тот мир окутан был:
Там был оттенок исседа-зеленый,
Который для могилы Красоты
Природа возлюбила, он таился
Вкруг архитравов, одевал карниз,
И каждый Херувим, что был изваян,
Из мраморных своих глядя жилищ,
Земным смотрел в тени глубокой ниши.
В богатом этом мире - статуй ряд,
Ахэнских, также фризы из Тадмора,
Перс_е_полиса, Б_а_льбека, из бездн
Гоморры обольстительной! О, волны
Теперь над ней - так поздно! Не спасти!
Кроме того, юный Эдгар приводит другой отрывок, о "Молчании":
Наш мир - мир слов: мы говорим "Молчанье",
Когда хотим означить мы покой,
Но это - только слово, лишь названье.
Природа - говорит. И даже рой
Созданий идеальных - с сновиденных
Воздушных крыл звук веет теневой,
Но то не так, как в высях совершенных,
Но то не так, когда в выси немой
Проходит возглагоголание Бога,
И красный тлеет вихрь...
Кроме того, он приводит два, довольно длинные, отрывка из "Тамерлана", и следующие строки из того безымянного стихотворения, которое, в несколько измененном виде, возникло как его "Сон во сне":
Радость та, что сном жила
Днем ли - ночью ли ушла
Как виденье ли - как свет
Что мне, раз ее уж нет? Я стою на берегу,
Бурю взглядом стерегу,
И держу в руках моих
Горсть песчинок золотых
Как их мало! Все оне
Соскользают вниз к волне!
Сны ли это? Нет, они
Скрылись ярко, как огни,
Словно молния-змея
В миг - и так исчезну я.
Джон Нил ответно приветствовал Эдгара По и говорил, что, если другие отрывки, со всеми их недостатками, так же ценны, автор "заслужил стоять высоко, очень высоко во мнении сияющего братства". Он убеждал также юного поэта не столько опираться на свое настоящее, сколько, преследуя высокую цель, преодолевать настоящее, упорно веруя в будущее. Истинную сердечность отношения к Нилу Эдгар По сохранил навсегда. Аль-Аарааф - название звезды, которая, будучи, вероятно, солнцем, одним из солнц, в последнем празднике своего сгорания появилась внезапно на небе, достигла в несколько дней лучезарности, превышающей блеск Юпитера, так же внезапно исчезла и более не появлялась никогда. Аль-Аарааф - магометанский Эдем - Чистилище, местопребывание тех, кто слишком хорош для Ада, но к Небу не подходит
В стороне от Вечности небес
И однако ж как вдали от Ада!
Этот сияющий мир, исполненный цветов, звуков, нежных дуновений, красного огня сердца. Этот мир качается на золотом воздухе, как водяная лилия на осиянной воде, оазис в пустыне благословенных, ему светят четыре блестящие солнца.
Земного ничего - один лишь луч
(Очей красы), отброшенный цветами
Земного ничего, лишь дрожь-напев,
Мелодия среди лесных прогалин.
Иль голос сердца, где кипела страсть,
Звук радости, столь мирно отошедшей,
Что словно ропот в раковине он,
Как эхо должен быть и так пребудет
О, ничего из всей земной золы
Но вся краса - и все цветы с Любовью
Вся красота - все пышности цветов,
Что увивают наши здесь беседки,
Украсили тот мир в дали, в дали
Светило то бродячее зажгли.
Там растет драгоценный цветок, что сродни высочайшим звездам - пчела, прикоснувшись к нему, пьянеет, такие там лилии, что вот ощущаешь тень меры любви, тень Сафо; рассветы белогрудые в бальзамическом воздухе, подобные преступной красоте, наказанной и тем более прекрасной; цветы, что своим благовонием дышат лишь в ночь; хризантема златого Перу - подсолнечник, что всегда обращает свой лик к солнцу и затягивает свой диск золотистою дымкой; змееподобные алоэ, что, раскрываясь, умирают, а, умирая, дышат запахом ванили; лотосы, с длинными, длинными стеблями, так что дотянутся до самой поверхности воды и качаются на влаге воскипевшего потока; пурпурный, нежный гиацинт; цветы, как чаши, которым поручено на куреньях своих возносить до небес звуки песни. Там сбираются облаком светящимся летучие светлянки и, сцепившись, как один златистый круг, как одна золотая огромная точка, вдруг разлетаются как несчетные, блестящей чертой повторенной, в даль уходящие летучие лучи. Там можно слышать звук, возникающий при смене светов, ибо явственно слышал не раз ясновидец и слышащий звук тьмы, по мере того как она заполняет весь горизонт. Мир достойный для девушки-ангела и ее серафима-любовника. Там живительный гений, дух жизни в жизни, дух живой красоты мира, тот женственный гений, который правит нескончаемой музыкой, явственно слышимой душе в безмерном ночном молчании. Имя светлой этой тени Лигейя. Через десять лет, или скорее, она возникнет в страстном уме как образ красивейшей женщины, и самой любящей, и самой страстной, ибо она волей побеждает смерть, - теперь же, в уме провидца-юноши, брошенного в мир и более пустынного в мире, чем один-единственный цветок, качающийся на крае срыва, над кипящим морем, что там внизу, она загорается светом теневым и вызывает в юноше такой восторженный псалом себе:
К ЛИГЕЙЕ