Очерк жизни Эдгара По - Страница 9

К оглавлению

9

"Нью-Йорк, марта 10-го, 1831.

Сэр, не имея более никаких уз, которые связывали бы меня с родной моей страной - ни надежд, ни друзей - я намереваюсь, при первой возможности, направиться в Париж, с целью получить, через поддержку маркиза де Ла Файэтта, назначение (если возможно) в Польскую армию.

В случае вмешательства Франции в пользу Польши это легко может быть осуществлено - во всяком случае, это будет моим единственно выполнимым планом действий.

Цель этого письма - почтительно попросить вас оказать мне такую помощь, какая находится в вашей власти во исполнение моих намерений.

Свидетельство "о пребывании" в моем классе, есть все, чего я имею право ожидать.

Что-нибудь еще - какое-нибудь письмо к какому-нибудь другу в Париже или к маркизу - будет добротою, которой я никогда не забуду. С глубоким почтением, ваш покорный слуга,

Эдгар А. По".

Впредь до дальнейших изысканий тайна остается тайной.

Вернемся несколько назад. В начале 1829 года, как говорит биограф Дидье, мы находим Эдгара По в Балтиморе с рукописью небольшого томика стихов, который через несколько месяцев был напечатан в виде тоненькой книги in-octavo, в переплете с красными крапинками и желтым корешком. В книжке семьдесят одна страница. На шестой посвящение: "Кто глубже всех испьет сюда". Заглавный листок этого сборника стихов гласит:

АЛЬ-ААРААФ

ТАМЕРЛАН

и

МАЛЫЕ ПОЭМЫ

Эдгара А. По.

БАЛТИМОРА

Хатч и Деннинг.

1829.

Малые поэмы, за небольшим исключением, вошли в позднейшие издания Эдгара По. Одно из этих стихотворений достопримечательно тем, что в нем, почти дословно, встречается четырнадцать строк, которые потом были выделены и переделаны в стихотворение, называющееся "Сон во сне", напечатанное через год после его смерти. В связи с напечатанием этого сборника у Эдгара По завязалась переписка с Джоном Нилом, тогда издателем "The Yankee and Boston Literary Gazette", "Янки и Бостонской литературной газеты", имя которого должно быть с благодарностью сохранено в памяти, ибо он первый приветствовал юношу Эдгара По и всю жизнь относился к нему с настоящим добросердечием, хотя не был с ним близок. Перед опубликованием своего второго томика стихов Эдгар По послал Нилу несколько стихотворных отрывков и просил его чистосердечно высказаться. На столбцах своей газеты издатель отвечал: "Если Э. А. П. из Балтиморы, строки которого о небе - хотя он признается, что он смотрит на них как на безусловно высшее, чем что-либо в общем уровне американской поэзии, кроме двух-трех указываемых безделиц, - являются пусть и бессмыслицей, скорей бессмыслицей изысканной, захочет отнестись к себе справедливо, он мог бы создать красивую и, быть может, величественную поэму. Есть добрые основания, чтобы оправдать подобную надежду в таких строках, как эти:

Долы дымные - потоки

Теневые - и леса,

Что глядят, как небеса;

Формы их неразличимы,

С древ капели - словно дымы.

...Лунный свет,

Над деревней, над полями,

Над чертогами, везде

Над лесами и морями,

По земле и по воде

И над духом, что крылами

В грезе веет - надо всем,

Что дремотствует меж тем

Их заводит совершенно

В лабиринт своих лучей.

Глубока и сокровенна,

_Глубока_, под мглой лучей,

Страсть дремоты тех теней.

У нас нет больше места для других строк".

В ответ на это слабое признание его способности создать что-нибудь достойное, Эдгар По, проникнутый истинной признательностью, поспешил ответить следующим письмом:

"Я молод - мне еще нет двадцати - я поэт - если глубокое почитание всей красоты может сделать меня таковым - и хочу быть им в общепринятом смысле слова. Я отдал бы мир, чтобы воплотить хотя бы половину тех мыслей, которые проплывают в моем воображении. (Кстати, помните ли вы или читали ли когда-нибудь восклицание Шелли о Шекспире: "Какое число мыслей должно было проплыть и быть в ходу, прежде чем мог возникнуть такой автор!"). Я взываю к вам, как к человеку, любящему ту же самую красоту, которую я обожаю красоту природного голубого неба и солнцем осиянной земли - не может быть связи более сильной, чем брата с братом. И не то много, что они любят один другого, а то, что они оба любят одного и того же отца - их чувства привязанности всегда бегут в одном и том же направлении - по тому же самому руслу, и не могут не смешиваться. Я праздный и с детства был праздным. Поэтому про меня не может быть сказано, что:

"Я оставил призванье для этого праздного дела,

Долг презрел - повеленья отца не свершил"

ибо у меня нет отца - нет матери.

Я собираюсь выпустить в свет том "Поэм", большая часть которых написана до того, как мне было пятнадцать лет. Говоря о "Небе", издатель "Янки" говорит: "Он мог бы написать красивую, если даже не величественную, поэму" (самые первые слова ободрения, которые, сколько припомню, я когда-либо слышал). Я вполне уверен, что до сих пор я еще не написал ни таковой поэмы, ни иной - но что я могу, в этом я даю клятву - если мне дадут время. Поэмы, подлежащие опубликованию, суть "Аль-Аарааф", "Тамерлан", одна около четырехсот строк, другая около трехсот, с несколькими небольшими стихотворениями, В "Аль-Аараафе" есть добрая поэзия и много экстравагантности, выбросить которую у меня не было времени.

"Аль-Аарааф" - сказка о другом мире - о звезде, открытой Тихо-Браге, которая появилась и исчезла так мгновенно - или, скорее, тут нет никакой сказки. Я прилагаю отрывок о дворце главенствующего божества; как вы увидите, я предположил, что многие из утраченных ваянии нашего мира улетели (в духе) на звезду Аль-Аарааф - изящное место, более подходящее к их божественности:

9