Очерк жизни Эдгара По - Страница 11

К оглавлению

(Из поэмы Аль-Аарааф)

Лигейя! Лигейя!

Красивый мой сон.

Ты в мыслях, - и, млея,

Рождается звон.

Твоя ль эта воля

Быть в лепетах грез?

Иль, новая доля,

Как тот Альбатрос,

Нависший на ночи,

(Как ты на ветрах),

Следят твои очи

За музыкой в снах?

Лигейя! куда бы

Ни глянул твой лик,

Все магии - слабы,

Напев - твой двойник.

И ты ослепила

Столь многих во сне

Но милая сила

Скользить по струне

Звук капель из тучи

Цветок обольет,

И пляшет певучий,

И ливнем поет

И, лепет рождая,

Взрастает трава,

И музыка, тая,

Жизнь мира, - жива.

Но дальше, вольнее,

Туда, где ручей

Под сеткой, Лигейя,

Тех лунных лучей

К затону, где мленье,

Там греза жива,

И звезд отраженья

На нем - острова

На бреге растенья

Глядят в водоем,

И девы-виденья

Захвачены сном

Там дальше иные,

Что спали с пчелой,

В те сны луговые

Войди к ним мечтой

Роса где повисла,

Склонись к ним в тиши,

Певучие числа

В их сон надыши

И ангел вздохнет ли

В дремоте ночной,

И ангел уснет ли

Под ледяной луной

В полях многосевных

Качая свирель,

Ты чисел напевных

Построй колыбель!

Летом 1830 года Эдгар По, ища какого-нибудь прочного положения, поступил в Военную Академию в Вест-Пойнте, основанную в 1802 году, дабы снабжать молодую Северо-Американскую республику надлежаще вымуштрованными воинами. Образование и содержание там было даровым и, кроме того, каждый кадет получал ежемесячную стипендию в двадцать восемь долларов. Четырехлетний курс и строгая дисциплина. Как гласит официальный рапорт, в конце концов из общего числа 204 лишь 26 кадетов ко времени рапорта оказались без черных отметок, сопровождающих их имена. Один из товарищей Эдгара По, товарищей не только по кадетству, но и по карцеру, Джайбсон, говорит в своих воспоминаниях, что По в то время казался старше своих лет, у него был усталый, измученный, недовольный взгляд, который не легко было забыть тем, кто с ним близко соприкасался. Между прочим, его очень сердила некая школьная шутка на его счет: кто-то, остря над его усталым видом, сказал, что он выхлопотал для своего сына прием в школу, но сын его помер, и вот отец поступил вместо умершего сына. Эта злая школьная шутка хорошо рисует нам духовную разницу между Эдгаром По тех дней и его товарищами-кадетами.

Чем, собственно, был занят Эдгар По в течение немногих месяцев своего кадетства? Он занимался, конечно, математикой, как то полагалось, жадно поглощал разнообразные книги, какие только можно было достать в школьной библиотеке, поражал своих товарищей обширными сведениями по английской литературе и читал им на память длинные отрывки из разных авторов в прозе и в стихах, причем редко повторял, или никогда не повторял, те же самые отрывки дважды перед одною и тою же аудиторией; писал стихотворные "пасквили" на приставников и учителей; и вскоре, возненавидев однообразную рутину военной дисциплины, решил бросить Военную Школу, но, так как этого он не мог сделать законным порядком, ибо нуждался в позволении приемного отца, Аллэна, какового тот не дал, Эдгар По, со свойственной ему систематичностью, раз за разом не явился на перекличку, не явился на парад, не явился в церковь, не явился тут-то, не явился туда-то, ослушался в том-то, отказался исполнить приказание такое-то. В результате - то, чего он и хотел: он предстал перед военным судом и был исключен из Школы, или, как гласило постановление, "Кадет Эдгар А. По увольняется от службы Соединенным Штатам и не будет более считаться членом Военной Академии после 6-го марта 1831 года".

Итак, Эдгар По снова был свободен, снова один, лицом к лицу с миром, и первое, что он сделал, он напечатал новый сборник стихов. Товарищи-кадеты все подписались на получение экземпляров этого сборника и были совершенно разочарованы. Там были какие-то непостижимые стихи - и не было ни одной из сатир на профессоров и прислужников!

Заглавный листок книги гласил:

ПОЭМЫ

ЭДГАРА А. ПО

Tout le monde a raison. - Rochefoucault.

ВТОРОЕ ИЗДАНИЕ.

НЬЮ-ЙОРК.

Опубликовано Эламом Блиссом

1831.

В сборнике 124 страницы, и посвящение гласит: "Североамериканскому Кадетскому корпусу этот том почтительно посвящается". В виде предисловия напечатано письмо к некому, очевидно мифическому, мистеру Б., излагающее литературный символ веры Эдгара По, оставшийся в общих чертах неизменным на всю его жизнь. Там есть, между прочим, следующие любопытные строки:

"Было сказано, что критический разбор какой-нибудь хорошей поэмы может быть написан тем, что сам не поэт. Согласно с _Вашим_ и _моим_ представлением о поэзии, я чувствую, что это ложно: чем менее критик одарен поэтически, тем менее справедлива критика, и наоборот. Ввиду этого, и так как на свете мало людей, подобных Вам, я был бы столь же пристыжен одобрением всего мира, как горжусь Вашим. Кто-нибудь другой мог бы заметить: "Шекспир пользуется одобрением всего мира, и однако Шекспир величайший из поэтов. Таким образом, мир, по-видимому, судит справедливо. Почему же вы должны были бы стыдиться его благоприятного суждения?" Трудность заключается в истолковании слова "суждение" или "мнение". Действительно, это мнение всего мира. Но оно столь же ему принадлежит, как книга тому человеку, который ее купил; он не написал книгу, но она - его; мир не создал мнения но оно ему принадлежит. Глупец, например, считает Шекспира великим поэтом но глупец никогда не читал Шекспира.

Я не верю в Вордсворта. Что в юности у него были ощущения поэта - это я допускаю - в его писаниях есть проблески крайней утонченности - (а утонченность есть истинное царство поэта - его El Dorado) - но они имеют вид лучших вспоминаемых дней; и проблески, в лучшем случае, весьма малое доказательство настоящего поэтического огня - мы знаем, что несколько цветков там и сям возникают в расщелинах ледника. Он достоин осуждения за то, что он истратил свою юность в созерцании с целью поэтизировать в зрелом возрасте. С возрастанием его способности суждения, свет, который должен был сделать ее очевидной, поблек. Его суждения, таким образом, слишком корректны. Это трудно понять - но древние германские готы поняли бы это, они, имевшие обыкновение обсуждать важные государственные дела дважды: один раз пьяными и один раз трезвыми - трезвыми, чтобы не погрешить в точности; пьяными, дабы не утратить силы выражения.